Harry Lloyd
внешность
♦ основная информация: К своему внешнему виду относится более чем наплевательски, не затаскивая одежду до состояния, когда ее уже носить неприятно, но одевает то, что первое попадется под руку, а на голове почти всегда форменный кавардак | блондин.
♦ рост: 175
♦ отличительные знаки: Разве что покусанные крысами руки-пальцы-запястья.
♦ изнаночная внешность: Выглядит точно также как выглядел в свои 11 лет.

биография
♦ до попадания в Дом:
Когда у вас рождается ребенок – это всегда испытание. Когда спустя несколько лет оказывается, что это еще не конец, а у ребенка находят отклонения или серьезное заболевание, испытание переходит на новый уровень, и нужно искать, найти в себе силы жить дальше. Амелия Смит справляется, даже когда от нее уходит первый муж, даже когда в это же самое время ее увольняют с работы, даже когда устоявшийся мир рушится, удается выжить.
Оказывается, что больным детям положено до ужаса много, что она не единственная, что, удивительно, но ее ребенок тоже ничуть не единственный и все не так плохо, не так ужасно как казалось совсем недавно. За какую-то пару лет она умудряется это все выучить и становится передовым человеком на линии фронта между государством и матерьми больных детей. Впрочем, одиноких отцов, занимающихся тем же, не меньше.
Впрочем, государство уже даже не пытается протестовать.
Она в кои-то веки живет полной жизнью, активной и, как это не абсурдно, бесконечно счастливой. Просто ужасно гордится своим ребенком, с честью переживающим испытания судьбы… уделяя слишком много времени достижению своей цели и почти забывая о непосредственно ребенке. Что это не только элемент, который надо показывать публике – порядком чаще выставляя его образ красивой фотографией с обаятельной улыбкой – 2 фотографии из фотосессии на 50 кадров – и кипой документов; но и живой человек, ребенок, которому нужно внимание, любовь и сказки по вечерам.
Что за глупости.
В конце концов, она все делала ради него.

А у ребенка тем временем отвратительно идет социализация в школе, не менее отвратительно в десятке кружков, которые, в отличие от школы, можно менять, и занимается  он этим с завидной периодичностью. Потому что из двух его выгоняют – и они по удивительному совпадению закрываются в течение полугода, один  из-за неподходящих условий безопасности, другой из-за множества недовольных отзывов; из трех он уходит сам, и его мать долго ругается с учителями, уверенная, что именно их вина в том, что такому милому мальчику не подошли их занятия, еще пара отпадает из-за неудобного местоположения, и все вообще крутится слишком быстрым, ленивым водоворотом.
А еще он ненавидит рисование и вообще медленно подходит к тому, что этот мир можно ненавидеть точно также.

Но, наверное, тогда все все равно было неплохо. К девяти годам он о чем-то шептался с двумя мальчишками из своего класса, кашлял на заднем дворе со старшеклассниками, куря пачку сигарет отчима, и не мог видеть сигареты пару месяцев. Зато одноклассники уже не гонялись за ним, оскорбляя, а вот уже несколько последних месяцев успокоились и смотрели на него уважительно, безнадежно завидуя, когда с ним остановился однажды поговорить старшеклассник.
Отношения с матерью были странные, но, наверное, он ее все же любил.
Отчим в свою очередь уговаривает забрать его с курсов рисования, и Крысолов уходит от холодной войны и насупленных взглядов в его сторону к положительному нейтралитету. И даже восторженно стрекочет, как правильный ребенок, когда ему дарят на день рождения радиоуправляемый автомобиль любимого цвета, забывая о том, что он уже взрослый и собирался только серьезно кивнуть.
И, само собой, ничто более-менее хорошее не может длиться вечно.

«Жизнь сделала полный круг. Клетка распахнулась за десять лет до после окончания прошлого века этой истории, отпустив — или выпихнув — наследных принцесс в огромный океан ранее неведомого мира. Продолжает вертеться лишь колесо, в котором все бежит белка. Колесо, как и раньше, вертится, а зверек все бежит. Правда, это совсем другая белка, прежняя давно умерла…»
Мир несовершенен. Несовершены люди в этом мире, и вполне возможно, что это неплохо связано, неплохо влияет на его несовершенность, потому что люди идут за основу стран, страны идут за основу глобального мира – и как он может быть совершенным при подобных исходных.
А еще люди строят свой собственный мир, небольшой, на одну-две семьи, помещающихся в доме, а иногда и вовсе в небольшой квартире. В самом обычном кирпичном доме, пока еще без серых стен и ужасов наружности. Просто никто не может быть совершенным, и бесчисленному количеству людей стоит за это страдать.
Крысу десять – чуть меньше, где-то на полгода, но десятка, красивое число, прекрасная точка отсчета, а все переворачивается окончательно именно тогда – за тридцать два дня «до». И четыре часа, но десятилетнему мальчишке на это а-бсолютно плевать. Было тогда, есть сейчас, будет потом, когда бы то ни было.
А те полгода просто превращаются в что-то вязкое, липкое, бесконечно путанное и слишком быстрое. Не угнаться.
А потом, просто локация семья становится закрыта.

В этой семье что-то рушится с завидной закономерностью и четкой периодичностью в пять лет. Раз – ребенок родился. Два – ребенку пять лет, и у ребенка болезнь Паркинсона. Три – родился второй ребенок, и у него синдром Дауна. Завидный комплект и сочетание.
Встает вопрос, что делать дальше, и найти выход получается просто. У них нет возможности содержать двоих детей – двоих больных детей.

Это можно назвать мазохизмом, можно самоотверженностью, можно эгоизмом, и в последнее никто не поверит скорей всего – в правду редко верят.
В приют отдают старшего.
Не потому, что ему проще выжить, не потому, что ребенку с синдромом Дауна нужна забота и только дома есть шанс что-то исправить – если не верить обманчивым листовкам, а смотреть реально.
Просто, а что скажут люди? После того, как она бегала столько времени, рассказывая насколько неправильно отдавать детей в приют, насколько важно уделять внимание больному ребенку, насколько…
И все встает на свои места.

Кратко: социально активная мать, развод родителей и отчим. В меру неплохое детство с множеством кружков, занятий и отсутствующей любовью к происходящему. В Дом попадает после рождения второго брата с ярко выраженным синдромом Дауна, т.к. семья не в состоянии оставить двоих.

♦ после попадания в Дом:
Появление Крысолова в Доме обставлено абсолютно стандартно, без восторгов со стороны нового «дома», без особой разницы от своего прошлого. Его и там, и там не ждали.
Только перешагнув порог нового дома, своей комнаты, мальчишка окончательно рушит рамки того, насколько ему «не» наплевать на чужое мнение. И потом вовсе скрывается в приступе затяжной депрессии, насколько та вообще возможна в десять лет. Впрочем, у Крысолова она существовала вполне себе неплохо.
Он никогда не умел нормально драться и не был звездой кружков боевых искусств – его вообще там не застали ни разу, потому что «это ведь так опасно». Но школа учит всякому, и Крыс с первого момента пресекает попытки подмять его под себя или избить «уча жизни». Потому что у него остается ничуть не меньше синяков, но не только он не досчитывается зубов и сбитых костяшек. И его в какой-то момент все же оставляют в покое.
А самому мальчишке удается убедить себя, что ему вовсе и не нужно общение, вовсе не нужны люди. В какой-то мере, это на самом деле так. Ему нужно одиночество, и он его получает.

Дружба – это в первую очередь слабость. Не тысяча положительных эмоций, а именно что. Дружба, любовь. Еще «лучше», когда это чудесным образом сочетается. Просто застрелиться, насколько лучше.
Крысолову удавалось плевать на мнение окружающих, когда он только появился в Доме, когда у него не было ничего и никого, когда не нужно было ни за кого отвечать.
Смотреть презрительно и плевать на мнение окружающих у него получается успешно почти год, а потом появляется Сказочник – Трикстер – и все катится в тартарары. Не сразу, но слишком быстро. Почему-то на Сказочника не срабатывают ни хмурые взгляды, ни открытые посылы, и он чем-то напоминает Крысолову бездомную собаку, которую прикорми, и она смотрит на тебя преданными глазами и бегает вслед, виляя хвостом.
Или крысу – которая начинает доверять, если позволить себя покусать.
Он просто вступается за колясочника принципиально, почти машинально, чтобы пожалеть об этом еще пару десятков раз.
А потом как-то упускает момент, когда перестает посылать новенького и начинает засыпать под его сказки. Когда начинает пока еще неосознанно отодвигать в сторону или за спину при опасностях, ежедневно помогать залезть в коляску, снять и вообще к кому-то привязываться.

В этом виноват, наверное, сразу весь мир: который не принимал сначала его, а потом еще одного ребенка, то, как на него смотрели, совместные занятия с психотерапевтом,  умения Сказочника – вы не поверите – рассказывать сказки. Само собой, Крысу не нужен был кто-то кроме крыс, и Сказочник больше мешался, чем был полезен, но. Просто все наложилось, а потом будущего Трикстера можно было гордо начинать записывать в собственные слабости Крысолова.
Первого человека в Доме, за которого тот был готов перегрызть горло.
И, пожалуй, забегая вперед: последнего к настоящему времени. Единственного.
Вторым человеком стал Вавилон, и даже какое-то время был Питер Пэн.
А потом один выпал сам, а второго уронил с высокой башни первый.

Питер поймал в свои сети и повел за собой. Им вдохновился сначала Вавилон, потом Трикстер, а Крысолов… Крысолов, в общем-то, был рад любому шансу сбежать из той комнаты, где они жили – и Питер оказался прекрасным шансом, который нужно было использовать. Так казалось.
Питер обещал сказочное равенство, идеальный мир, а к двенадцати ты уже перестаешь верить в Деда Мороза, но все еще хочешь верить в сказки. И Крысолов верит, верит Трикстер, и у них появляется новая стая, а у двоих из них - новые имена. Уйти из старой оказывается удивительно просто.
Уходить в ловушки вообще оказывается удивительно просто – кому про это знать лучше Крысолова.
Но в начале все действительно сказочно, пускай Трикстер больше не сказочник, но сказка мерцает вокруг. Крысолов перестает бояться изнанки и узнает немало полезного, когда Питер Пэн водит экскурсии и не рассказывает – об изнанке не говорят – но показывает, учит. Узнает о ядах. Это потом выглядит болезненной насмешкой, как и все происходящее, но все правда было хорошо. Крысолов все еще предпочитает крыс и Сказочника общению с людьми, но неожиданно не крысится на всех, неожиданно находит человека, за которым можно идти. Ну, и немного использовать и влиять. Впрочем, так или иначе, Крысолов честно считает, что делает в первую очередь лучше им троим. Его не заботил и не заботит свой социальный статус, его заботит лишь то, что не устраивает Пэн. Никого. Никого из тех, кто маломальски важен.
И нет, Крысолова ни капли не заботит, что не устраивает это все с его подачи – подачи, во многом пошедшей из изнанки. Кто знает, не проведи он там несколько лет, может быть, все было бы проще. Проще носить цветные очки, например.

Отношение к Вавилону у Крысолова за весь путь получается неоднозначное. С Вавилоном ему интересно, уютно, и тому каким-то образом удается убедить, что несмотря на то, что Трик от него фанатеет – к нему не стоит ревновать. Трикстер оставался в первую очередь его, и им как-то удалось сдружиться втроем. Вчетвером, в принципе, если составить картину как «он, Трик, Вавилон и крысы».
Крысы всегда шли наравне.
С другой стороны, Крыс не фанатеет. И не влюбляется. Тут идет что-то на грани, что он уже приписывает Вавилона к своей стае, мысленной, личной, но с другой стороны не начнет терзаться совестью, используя в каких-то целях. Но это все равно можно назвать дружбой – с уточнением, что Крысолов так дружит.

Из Вавилона вышел бы прекрасный вожак – в этом убеждены и Трикстер, и Крыс, и сам Вавилон, и у всех троих абсолютно разные причины так считать, но они сходятся в главном. А еще они бесконечно аккуратны. Настолько, что все рушится еще до того, как они успевают что-то предпринять.
Крысолов с самого начала отталкивается от того, что он не поведет восстание. Это глупо, это опасно, это необдуманно. Чтобы он не думал о Питере Пэне, а тот был опасным противником – слишком опасным, даже учитывая, что их получалось больше. Поровну, но свергаемый вожак не считается, а значит их больше, а значит они уже выиграли. Но что-то идет не так. На раз-два-три.
Вавилона убивают. Убирают с пути за пару дней до всех планов, и Трикстер с Крысоловом бегут, сломя голову, еще пока он жив – слишком легко и слишком просто узнать неизвестный яд, который каких-то полгода назад ему показывали на изнанке.
И все хорошо, кроме того факта, что им более чем ненавязчиво намекают, что уйти из Койотов теперь можно уйти лишь вперед ногами.
Как Вавилон – умерший спустя пару дней.

С этим почти можно жить, если закрыть глаза на то, что Трикстер за какие-то пару месяцев смог все простить и теперь смотрит на вожака собачьим взглядом. И это раздражает, невозможно раздражает, всем, начиная от факта того, как быстро тот смог забыть и простить смерть и убийство, и заканчивая тем, что в отличие от Вавилона – у Питера хуже всего удается показать, что он не собирается забирать у него Трика. Точнее, он даже не пытается.
Крысолов не прощает. Крысолов уходит в себя, общаясь толком лишь с Трикстером и шипя сквозь зубы на Пэна. Со стаей отношения складываются все хуже – потому что он проиграл. Он проиграл на глазах у всех, и вот проигрывать он ненавидит. Ненавидит Пэна и все еще собирается мстить. 
Если Трикстер смог с легкостью забыть Вавилона и переключиться, создав себе нового кумира, назло Крысу, то Крысолов, в свою очередь, после смерти воздвиг Вавилона на какие-то слишком высокие высоты, и не устает при ссорах повторять и больно напоминать, кто именно виноват в его смерти.

♦ биография на изнанке, если таковая имеется:
На изнанку Крысолов попадает впервые лет в одиннадцать, случайно, сумбурно, и ужасно пугается. Просто до ужаса, до дрожи, истерики и с твердой уверенностью, что «больше никогда».
А потом, само собой, появляется там еще раз, уже с Питером Пэном, когда тот водит чудесные экскурсии в качестве благотворительной пиар акции. Крысу страшно, но страшно интересно, и он идет. Так и не рассказав никому в итоге, что это не первый раз. Идет, чтобы потом сбегать туда от реального мира, реальных проблем и всех скандалов.
А, да, еще назло Трикстеру – какими-то моментами.
Иногда не назло.
Крысолов находит там собственную семью – семью, которой никогда до этого не было, со старшим братом, с родителями и всем тем, о чем мечтает почти каждый ребенок. Именно то, что ему совершенно не было нужно.
И к чему он невозможно привязывается, особенно однажды зависнув в изнанке на пять лет, без возможности выбраться, заведя себе еще одну слабость, которых вот набирается уже до ужаса много.

С изнанкой в итоге выходит не пойми что, с точки зрения того, что ее ненавидит и из-за нее психует Трикстер. И она в итоге то и дело шляется по периферии, то как средство шантажа и упрека друга, а то как дилемма выбора «что важнее», потому что выбрать так просто уже не получается.
И выходит черте что.

характер
♦ основная информация:
Больше нервов. Чуть-чуть еще больше.
Раз. Давайте поговорим о ненависти. Ненависть – как много в этом слове. О любви и ненависти. О том, как много здесь Крысолова.
Можно заявить, что ему плевать на мнение окружающих – это будет правда, настолько же правдивая, как любая ложь. В общем-то, вполне закономерная ложь, присущая едва ли не каждому подростку в любой среде. Разве что в интернатах и им подобным местам она присуща еще больше.
У Крысолова есть свой собственный круг общения, люди, которые ему важны и за которых он перегрызет глотку. Вне этого круга может крутиться все что угодно, если к нему не лезут – ему плевать. А в стенах этого круга находится не больше чем считанная пара человек и десяток крыс. Почти правда. 
Ха.
Ха.
Ха. Точнее, истинно так. Ему плевать на них – на то, что случится с ними, случится ли, упадут ли они жертвой чего бы то ни было. Но все же не до конца наплевать на то, как к нему относятся, но это не мешает ему старательно ненавидеть мир вокруг. Мир, людей, Питера Пэна. Питер Пэн и ненависть - это что-то неразрывно связанное.
Вавилон возносится на собственные вершины, а Питер Пэн навеки заносится в папку с клише «убить мало».

Можно обсудить любовь. Можно – но все же лучше перекрестить и отставить как можно дальше, во избежание. Разве что, Питер Пэн… хотя, нет, он все же неотрывно связан – завидное счастье, когда человек, который для тебя важен, готов виться и восторженно ворковать вокруг Пэна. Бесподобное.

Его можно было бы назвать красивым – если бы он улыбался, использовал свою внешность и умел сходиться с людьми. Сходиться с людьми не умеет. Разве что может поставить себя так, что с его мнением будут считаться, а его самого захотят терпеть.
Крыс бесится и не считает нормальным использовать свою внешность и притворяться паинькой – просто не умеет, просто не считает себя красивым по определению. А мир не то, чтобы пытается убедить его в обратном. Считать Трикстера всем своим миром можно было бы, но просто тогда выплетается теория о двух мирах. Оба из которых реальны – и на этом все. Это как изнанка, только иное, ну и, в отличие от изнанки, здесь не настолько же удачно получится прятаться от одного мира в другом.

Крысолов – драматичная личность, которая умеет добиваться своего, умеет расставить фигуры верно на шахматной доске и победить, но только вот до Питера Пэна он все же не дотягивает. Где-то, может, обгоняет на пару шагов, но объективно – он хуже, он слабее, он не дотягивает. Это бесит, раздражает, заставляет ругаться с Трикстером, заставляет шипеть на стаю, беситься из-за лишнего упоминания.
Да, ему наплевать, что без упоминания имени вожака проблематично находиться в стае – это ничуть не мешает ненависти и всплескам злости.
Им вообще ничто не мешает, кроме разве что Трикстера да крыс, которые удивительно неплохо справляются и используются как успокаивающий фактор.
А весь остальной мир выступает как раздражающий. 
Крыс не умеет держать, сдерживать свои эмоции – зато умеет ругаться, взрываться и раздражаться или вспылить на раз-два.
Хотя, нет, не так. Он умеет сдерживаться, держать в себе мысли и иногда свои эмоции – которые в 7 из 10 раз читаются по лицу – но если довести, то взрывается. До скучного легко, если знать, на какие точки давить.

Благо, о подобных точках знает не так уж много людей, а те, кто знает, достаточно амбициозны и умны, чтобы не делиться с другими - в конце концов, если тайну знают слишком многие, ее уже нет смысла скрывать, если на что-то давят слишком многие – ситуация повторяется.
Крысолов скрытен, необщителен и ни на миг не социально активен. Крысу к черту не нужно общение, не нужно быть в центре всеобщего внимания, не нужны лишние люди и общая спальня, если говорить объективно. Не находись крысы на грани счастья – с невозможностью забирать их в Могильник – он бы, может, нашел способ перебраться туда навсегда, или, по крайней мере, оставаться там чаще.
Но, к сожалению, некоторые слабости заводятся прежде, чем успеваешь заметить их наличие, то, что они будут мешаться.
Крысы, с их невозможностью забирать их в Могильник.
Трикстер, со своей восторженно-детской любовью к Пэну.
Придушить бы. Обоих. К чертям.

Если сравнивать в пропорциях с тем же Триком, Крысолов не труслив. Просто, как почти каждый в Доме, он хочет жить. Выжить. Выживать. Крысы считаются образцом трусости, но, загнанные в угол, начинают показывать зубы и бороться за свою жизнь.
Пэн в свое время предоставил все условия для того, чтобы рассыпать волшебную пыльцу и создать иллюзию домашней сказки. Иллюзию того, что они с Трикстером могут не выживать, а жить. И Трикстер – полный дурак, потому что верит. Крысолова можно назвать трусом, потому что ненавидит, но все еще не придушил Пэна во сне.
Если развить пропорции и заговорить о частностях - о Трикстере в первую очередь, то Крыс не считает его трусом. Бесится, раздражается, взрывается при диалогах о Пэне, может дать в морду и захотеть свернуть шею при виде отвратительно живого обожания при взгляде на убийцу.
Психует при цитировании здравого смысла и чувства самосохранения - но трусом не считает.
Убийства в Доме не такая уж редкость, как бы не заверяли: Крыс читал архивы и никогда не был идиотом. Крыс вообще очень умный, даже несмотря на то, что все еще не питает ни грамма теплых чувств к вожаку, все еще – позволяет знать об этом всему Дому. Впрочем, Дому до этого нет особого дела, а в стае уже давно молча/не молча крутят пальцем у виска. И ему плевать на общую статистику, Пэн убил его Вавилона. И да, у Крысолова не так уж много «своего», чтобы прощать обиды. И Крысолов достаточно умен, чтобы раз за разом писать планы мести, позволять Пэну знать о своих намерениях – здесь, впрочем, не столько ум/глупость, а слишком поздно и странно пытаться заявлять о вспыхнувших теплых чувствах, и Крыс слишком плохо для этого умеет прятать эмоции.   
Так или иначе, при все при этом Крыс умудряется все еще оставаться в живых. 

Крысолов и доверчивость – это достаточно эфемерное понятие, которое все равно будет пропускаться через десять решеток: Крысолов все равно будет смотреть настороженно и крыситься. Он не стремится стать одним из тысячи и не стремится выделиться, но все же в какой-то мере неосознанно копирует тех, с кем близко общается, и забирает у них исключительно отрицательные качества. И недоверие крыс, с которыми он проводит времени едва ли не больше, чем с Триком, как-то машинально вошло в его жизнь уже слишком давно.
Как и любую крысу, его можно приручить, но, благо, с оговорками, что не всем, и не доверять он все равно умеет лучше.

Его поступки во многом зависят от настроения – во многом, не во всем. Все отрицательные параметры, которые можно было бы взять от данной черты характера, Крыс честно забрал. У него легко портится настроение и намного хуже возвращается к обратной черте, или же мир становится светлее при виде любимой сладости. Уже потому, что он терпеть не может сладкое.
Он не отходчив и умеет долго помнить обиды и ошибки – последнее, причем, умудряется достаточно неплохо использовать в своих целях.

♦ диагноз и его влияние на поведение: болезнь Паркинсона: тремор рук, прогрессирующая потеря контроля над телом, умеренные боли; хроническая депрессия - один из симптомов.

♦ вредные привычки: алкоголизм и сигареты.

♦ связь с вами: Проще всего ЛС или через почту.
♦ опыт игры: Порядка семи лет.