САЙЛАС СУОЛЛОУ
Silas (Sill) Swallow
| ВОЗРАСТ: 36 лет, 24.04.1991 |
ИМУЩЕСТВО
Волшебная палочка: не имеет.
Средство передвижения: автомобиль, летучий порошок.
Артефакты: обаяние.
Домашние животные: мои юные падаваны-революционеры не имеется.
ИСТОРИЯ
Родители: Клаус Льюис, Миранда Льюис — родители, чистокровны
Братья/сёстры: —
[indent] [indent] Вам надо немного света и лучшей жизни? Ее есть у нас. (с)
Обездоленные, отчаявшиеся. Брошенные и забытые. Оставленные и откинутые за порог, выкинутые. Те, кого отринул мир, оба мира, но те, кто не хочет больше оставаться в тени и объедать кости. Те, кто хотел бы, чтобы с ними считались.
Ласточки – вам не надо немного революции?
*****
Одиннадцать лет — это тот самый магический возраст, которого ждут от мала до велика все маломальски чистокровные. Да даже не так важна чистота крови, куда важнее принадлежность к магии: вот она есть, и с ней восхищенно носятся дети с нестабильными всплесками магии, ждут с блестящими глазами. И родители пробегают или же чинно шествуют тоже где-то неподалеку. И очень-очень редко допускают мысль о том, что может не повезти. Что вот это юное чудесное создание может не обладать никакими способностями.
Потому что если ты сквиб, то проще просто шагнуть с высокоэтажки, чтобы насмерть, раз уж до астрономической башни отныне добраться не дано.
Потому что если ты сквиб, то это очень отчетливый крест на светлом будущем и прощайте. Перезвоните в следующем веке, впрочем, не перезванивайте, маги используют сов, вы помните, да?
Одиннадцать лет — это тот знаковый исторический момент, когда все летит вниз, на предельной скорости. Бьются идеалы, мечты и хрустально звенит разбитая надежда. Неприятно, конечно, получилось.
*****
В одиннадцать лет Сайлас узнает, что магии нет, не будет. Он умный мальчик, он читает книжки, он знает эти истории, знает, что о сквибах в приличном обществе говорят с некоторым пренебрежением, порой, сочувствием, зачастую морща аккуратный носик и обязательно понижая голос. Единственное, что он не знает, осознает не так быстро, не верит до самого последнего: так это то, что он теперь тоже часть этого самого. Что он теперь тоже сквиб.
Которого выставляют за дверь магическое общество, любящая семья. Мимолетно целует в щеку мать, обнимает за плечи отец, и оставляют в пугающем маггловском Лондоне. Оба смотрят в тот _последний раз разочарованно. Ему еще долго будут сниться кошмары, чтобы наутро смотреть в потолок с темными трещинами и понимать, что да даже не приснилось. Это теперь его жизнь.
С красивыми словами «тебе здесь, конечно же, будет лучше». Почти десять лет спустя ты узнаешь, что оказывается провел на домашнем обучении где-то в горах Скандинавии, и, не используй, пожалуйста, нашу фамилию. Теперь вспоминать это смешно, а тогда немного подкосило. Знама невидаль.
*****
В магии Сайлас начинает разбираться существенно поздно. Конечно, детство проходит на учителях, основах, которые он знает на зубок, расскажет, разбуди его в полночь. Но в одиннадцать лет магический мир выставляет его за дверь, и только в двадцать лет он, затаив дыхание, возвращается обратно.
И магия оказывается отнюдь не так таинственна, как кажется в пять.
Волшебной, восхитительной, тем, чем ему хотелось бы владеть всей душой — конечно, но. Но в то же время нет. В ней нет системности, в ней нет какой-то маггловской фундаментальности, к которой он привыкает, которая уравновешивает, помогает. Жить без нее, магии, обидно, но, удивительно — тоже можно.
Почему-то эта мысль укладывается только после того, как на полгода он в магический мир возвращается. Возвращается и, удивительно, не приживается. Действительно, удивительно. Эти полгода он живет где-то на эдакой окраине, мог бы жить и лучше, мог бы, но не хочет. Он общается с интересными людьми, он сталкивается глаза в глаза с той самой магией, и попускает.
Он наконец-то выдыхает спокойно и возвращается в брошенный было институт, восстанавливается и понимает, что да, это был важный шаг. Что нет, магия — это вовсе не то единственное, за что можно цепляться.
И да, он туда еще вернется. Просто ему надо осмыслить кое-что еще.
*****
Отвернуться от магии, если ты о ней знаешь — нелегко. Именно развернуться и уйти наверняка, не получается. Это, наверное, какое-то умение, но Сайласу везет сталкиваться со сквибами, полукровками, в целом, с теми, кто маггловский мир не вычеркивает из жизни и не отрицает окончательно. Часто, существенно часто.
Он все же оказывается во все это втянут: когда решаешь, что политика тебе неинтересна, то по забавной иронии, узнаешь о ней лишь больше. Куда больше, чем до этой четкой отправной точки. Сайлас умеет слушать, Сайлас не говорит "это не моё дело" и "не хочу знать". Сайлас слушает и ему даже любопытно. А потом он признаёт, что закрыть глаза полностью все же не выходит. Что он знает магический мир, что игнорировать его можно, но зачем.
Сидеть с едва приоткрытыми глазами: ему не нравится.
*****
Ему двадцать четыре, когда он разворачивается еще раз и возвращается в университет, для того, чтобы отучиться на психологическом. Ему двадцать шесть, когда он договаривается о свободном посещении и полгода проводит в Лютном, осмысливая, анализируя магический мир со стороны эдакой изнанки, со стороны двухуровневой изнанки: магия против людей без способностей, людей на отшибе против благосостоятельных граждан, не опускающихся так низко.
Он, конечно, не пишет официальные научные работы о схожести и различиях магов и магглов. Магического и обыденного восприятия одинаковых фактов, многое еще. Но он пишет и набрасывает их на коленке для себя. Какие-то мысли потом будут публиковаться в блоге, какие-то не будут.
*****
Сайлас как-то ввязывается, чувствует себя заинтересованным и лезет в эту всю политику, сначала заинтересовавшись, и где-то потом задумавшись про перемены. Про их необходимость, актуальность. Скажи ему тогда, что он возглавит эдакое сопротивление, он бы посмотрелось. А потом оно получилось само собой.
И продолжает получаться. || …кому-то сложнее. Даже нет, не так. Всем сложнее, всем тем, кому выставили из магического мира, конечно сложнее. Сайлас знает это из первых рядом, видел с лучших мест, как без этого. Просто для кого-то это важно. Для кого-то нет.
Позже он начнет собирать и тех, и других, больше в зависимости от того, что они могут дать делу. В начале он просто протягивает руку поддержки тем, кому это нужно. Впрочем, эта часть таковой и остается. Просто немного дополненная. Позже он находит еще и тех, кто могут заинтересовать его, тех, кто принесет пользу. И не всегда это исключающий параметр, конечно.
• в одиннадцать лет был выставлен в маггловский мир.
• отучился в музыкальной школе и год в художественной школе.
• получил два образования: архитектурное и психологическое.
| Даремский университет (англ. Durham University) — факультет архитектуры
| Сент-Э́ндрюсский университет (англ. University of St Andrews, сокр. St And) — факультет психологии
• за свое _не появляться в высшем свете Сай, в конце концов, берет от «родителей» деньгами.
• его второе образование оплачивается как раз на эти деньги.
• несколько лет метался между магическим и маггловским миром, прежде чем осел в последнем.
• до двадцати лет отчаянно стремился вернуться в магический мир.
• на данный момент занимается частной практикой по психологии.
• время от времени пишет в блог, последнее время куда меньше. размышления преимущественно «на публику», временами пишет статьи в соавторстве или же эксплуатируя редактора имя_рек.
Ласточки-миражисты:
• зачастую проводится исключительное приветственное-посвящение «угадай, кто из них Сайлас». примечание: изначальное посвящение с вставанием на колени и целованием подола мантии быстро устарело. тем не менее по неизвестным причинам многих из эстражистов видели на коленях перед Сайласом в неоднозначных позах. т9, не важно.
• тот же премьер-министр знаком с Сайласом лично, тем не менее, для многих около публичных встреч официальным лицом эстражистов выступает Лоуренс.
СПОСОБНОСТИ И УМЕНИЯ
Умение найти общий язык с окружающими и подход почти к кому угодно. Неплохо разбирается в психологии, да и в психиатрии не хуже. Составить чей-то психологический очерк и подобрать лучшую стратегию? Не вопрос. Перевернуть ситуацию с ног на голову и предоставить ее в совершенно ином, но все еще правдивом свете? Добрый день. Сайлас умеет думать, что, наверное, самое главное, а еще улыбаться так, что многим захочется продать ему душу и доплатить сверху. Свободно разговаривает на нескольких языках, играет на фортепьяно, разбирается в людях и улыбается как господь.
СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ
Лидер и вдохновитель эстражистов.
Сайлас не агитирует к себе тех, кому это не надо. Не настаивает, не шантажирует, принимает в первую очередь тех, кому это близко. Находит тех, кому это нужно. Он выставляет вперед добровольные начала, он протягивает руку тем, кому это необходимо, и немногого требует от остальных. Только искренней веры, и то он более чем способен помочь ее найти. Вдохновить. Это даже не тот критерий, по которому отбираются новобранцы, это то, что можно получить, делая шаг вперед. || Вам не хватает истинной веры в перемены? Ее есть у нас.
ИГРОВЫЕ АМБИЦИИ
Покупаюсь на стекло и досыпаю революцией. Мои игровые амбиции — это меньше десяти эпизодов за первые сутки D:
СВЯЗЬ С ВАМИ: Идейная. Уже есть у амс и сочувствующих. При желании через Уэйда. | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ: Принудительное, как я понимаю. |
You and I were, you and I were fire.
You and I were, you and I were fire.
You and I were, you and I were fire, fire, fireБлэк обхватывает его руку, соприкасается едва-едва пальцами, а потом хохочет — сейчас, тогда, прежде и отныне.
Думает ли он, что станет убивать? — Нет.
Думает ли он, что это станет единственным способом? — Да нет.
Думает ли он хоть раз за это время, что Джим бы нашел иной выход? —конечноМожет быть. А потом думает еще и знает, узнает, что он все равно встал бы за его плечом. Что он все равно оценил бы их жажду менять мир. Что он никогда бы не отвернулся, и да эта сама жизнь. Но Джеймс Поттер мертв, и смерть сводит их с Долоховым. Так, что они связаны теперь похлеще, прочнее, чем сиамские близнецы. Так, что весь мир теперь подождет.Сириус не признается, но хватается за эту старую новую бессмысленную связь так, как утопающий ловит руку спасающего. Долохов разделяет его идеалы и дает им загореться самой яркой звездой в небе. И Сириус не проебет этот шанс.
Так и выходит.
Этот шанс оказывается разъебать весь мир нахуй — и именно поэтому он загорается.
Именно поэтому они горят пиздец как вместе. За секунду до. За секунду до яркого взрыва.
Сириус Блэк, мальчик, рисующий красками на стенах громкие слова.
Сириус Блэк, мальчик, не стесняющий повторять эти слова вслух.
Сириус Блэк, распивающий алкоголь, разливающий его или подхватывая уже откупоренную бутылку — когда пить, как не за секунду до всемирной погибели.
Сириус Блэк, который говорит да, и не сомневается, когда им предлагают сдохнуть за правое дело, за великую идею. Сириус Блэк, который говорит эдакое да с Антонимом Долоховом.
Эй, каким я останусь в твоей памяти, Долохов?Это не страшно, — думает Блэк уверенно,
и его потряхивает, его все еще потряхивает, где-то там началось, где-то там не закончилось и еще осталось. Где-то внутри, где-то самым краем зацепляет страх, и Блэк отпихивает его ногой пару раз, прежде чем говорит, да, похуй, и позволяет ему разлиться, остаться с ними в этом зарождающемся хаосе, прежде чем говорит привет.
И сразу становится проще. Страшно — да плевать. Страшно — да не похуй ли, всем бывает боязно. Они стоят на вершине, и делать шаг вниз без страховки, зная, что это насмерть — да разумеется страшновато. Но в то же время. В то же время страшно хочется сделать этот шаг. Остаться в этой истории н а в с е г д а.
И мы останемся.
Все, разумеется, пойдет иначе.— За нас, — смеется в голос Сириус, и надо бы бояться, надо бы гнать это время в самую шею и бояться не успеть, но страх отпускает, теперь отпускает. Страх растворяется эдакой черной меткой в воздухе, с отливом ярко алой в глубине души. Бояться нужно не им. Они здесь цари и боги, они здесь те, кто изменят этот мир и снесут прежние основы подчистую!
За нас, — шепчет алая краска из их, теперь уже их прошлого.
За нас, — бормочет сам воздух.
За нас, — поднимается вверх стопка, вдыхается и слизывается соль. С чужих рук, с чужих пальцев. Уже нечего стыдиться, еще можно поебать напоследок старые приличия эдакого высшего слоя.За них — мы взорвем этот мир подчистую и выведем в ноль старые традиции. Они — уже те, кто построит традиции новые, а мы посмотрим с небес и посмеемся. Разопьем еще текилы или огненного виски где-то на облаках или, что ближе к истине, из преисподней ада. Мы выгравируем наши имена горящие в огне. Мы выгравируем смерть и поражения, выступив во главе самозваной оппозиции.
Минута до смерти, это не время оскорбляться за решайся. Это не время считать, что это что-то, чем не является, и он ловит бутылку одной рукой, в его крови захлебывается адреналин, и он не сомневается.
Они могли бы убежать — кто знает, получилось бы, но всегда есть тень надежды, всегда есть блядская удача и один шанс из тысячи, из миллиона — можно было бы попробовать. Отделаться ожогами, отделаться чем-то еще, и, может быть, даже выжить. Выжить, а не смотреть на то, как распаляется пламя, как разгораются ночные коктейли, кричащие их имена. Кто же пропустит такое шоу. Кто в здравом уме скажет «нет» подобной альтернативе?!
Кто из них остался еще в этом охуительном здравом уме, конечно.
— За нас, — хохочет Блэк, и рука взметнется вверх в ту же секунду. Рука, держащая бутылку, ту самую, ту, которая навсегда запомнится в эфире.
— За нас, — криво ухмыляется Сириус, а внизу занимается пламя, яркое и обжигающее пламя, которому хватит несколько секунд. Которое одарит их погребальным костром меньше чем за минуту.
За нас.
И пусть весь мир начинает отсчет.
И он делает это: громко, под музыкальную симфонию криков. Сдохнем за это светлое будущее, да?
Say, yeah
Let's be alone together
We can stay young forever
We'll stay young, young, young, young, young.