ЛИЧНОЕ ДЕЛО № 216
tom holland
https://i.ibb.co/jfqJvpD/1ezgif-7-210b2b4865c2.gif https://i.ibb.co/TLdNmmJ/tumblr-inline-o76swi7twv1qlt39u-250.gif

eddie fitzgerald » 16 лет, 02.11;
< not-really > local. ученик старшей школы
cora fitzgerald - тетя
amelia mason - мать (мертва)
frank fitzgerald - о т е ц
адрес проживания: 19 cedar st; 2 masolini alley (старый дом);


прошлое: переехал к отцу после смерти матери в автокатастрофе. каждые выходные и по вторникам пытается переехать от отца в детский дом, но всякий раз что-то не складывается.
физические особенности: приличные мальчики не носят татуировки. чуть менее хлипкий, чем по нему скажешь на первый взгляд, но все еще такой себе комплекции. 


самое дурацкое в жизни без отца, это, наверное, общественное мнение, которое все такое рвется тебя пожалеть, утешить [ потискать за щечки пожалуйста не надо please do not . . . . ]. со всем остальным все вполне в норме. может быть, не в полной.
у него шикарная мать, быть может, самая лучшая. быть может, здесь вот совсем неправильно вкатилось. она тяжело работает, но никогда не перестает улыбаться. эдди много спрашивает об отце, пока он мелкий, а она много отвечает.

твой папа много грешил, его утащили черти преисподней.

твой папа был моряком, однажды он утонул, и его сгрызли морские шакалы.

вообще, конечно, нет, он был храбрым (смех, эд с самого детства тает в ее смехе) рыцарем, но трещины пространства разверзлись, и он остался в другой реальности.

он боролся против суперзлодеев, был помощником самого бэтмена (как робин? — нет, куда круче! вот, как альфред), но однажды прикрывал его тыл и не смог отступить сам.

однажды его позвал доктор, остановив тардис у порога, и твой отец просто не мог сказать нет.

///однажды, тардис остановится и на твоем пути, и никогда не говори нет (вообще никогда не говори нет, чего бы не случилось, жизнь — классная штука). только не загуляй, обязательно привези мне потом сувенир из гробницы древнего фараона, обещаешь?

межгалактическая дыра пыталась затянуть нас всех, но твой отец пожертвовал собой и проебался там лишь сам… а, точно, мы ведь не ругаемся в доме. тащи доллар.

эдди задумывается, что все гораздо прозаичнее, еще до того, как ему стукнет девять лет, но все равно любит эти истории. любит слушать что-то об отце, иногда ему нравится представлять, что он есть, что тот в самом деле просто вышел (спасти мир) за хлебом, и вот-вот скоро постучится.

но обычно все хорошо и без того.
они отлично справляются, у него самая шикарная семья.


еще у них есть собака — и альфред лучшее, что было в его жизни, всегда было в его жизни. у соседского друга через дорогу есть отец, который пиздит его, и в какой-то момент эд искренне сомневается, так ли нужен в жизни отец, тем более, когда есть прекрасная собака.
мама говорит, что если он не будет есть много каши и останется таким же хлипким и худым, как сейчас («но щечки у тебя, как не в себя»), то он никогда не перерастет ала, и сможет использовать его, как велосипед. эдди не так любит кашу и считает это отличным планом к действию.


он хорошо учится — где-то, чтобы не расстраивать маму, где-то, потому что кому уж врать, учеба всегда кажется ему интересной. он долго теряется на вопрос о любимом предмете, потому что недолюбливает разве что физкультуру, да и к той начинает дышать ровнее, разобщавшись с китом и оливией и вытянувшись за лето к средней школе.

ему пророчат шикарное будущее.
они собираются покупать дом побольше или, может быть, просто переехать. в их жизни неожиданно появляется кто-то третий, кроме альфреда (он умирает три года назад, и эдди все еще не готов к новой собаке), друзей, тети шен и других. кто-то именно в их жизни. и эдди, затолкав свое подростковое бунтарство и боязнь перемен подальше, думает, что бен — классный. а самое классное в нем то, как расцветает рядом с ним мама.

но все просто не может быть так хорошо, да?


вот и всё что было
не было и нету
все слои размокли
все слова истлели

идет смерть по улице, несёт блины на блюдце
кому вынется — тому и сбудется
тронет за плечо, поцелует горячо

здесь надо кричать нет нет тнет
[indent] нет н е т .

[indent] эдди заканчивается где-то здесь.
[indent] здесь, это больно и страшно
[indent] здесь — это узнать, что у тебя есть отец, что у тебя есть близкий родственник, так что с опекой проблем быть не должно, что едва удается отстоять право остаться на похороны, что... (да какое право, эй, эд, хочешь послушать как много у тебя теперь п р а в? в твои-то шестнадцать. в твои чертовы шестнадцать).

это глупо. так глупо и не поверить бы.
верить не получается.


отец не мертв — об этом
он и без того уже знает. но теперь не только знает. теперь стоит напротив его, с рюкзаком за плечами и чувствует себя так странно. будто бы он все не может проснуться, а это неожиданная развязка, на редкость паршивого сна. эдди смотрит на него снизу вверх, у него задирает дыхание от ощущения нереалистичности. и еще он впервые в жизни чувствует себя настолько никому ненужным, и становится не тошно, страшно. и тошно тоже. он прекрасно видит, как «отец» пытается всучить какую-то бумажку, кажется, визитку «да вы знаете кто я» & «куда мне ребенка». (я не ребенок, — думает эд)

эдди думает, да лучше бы он был мертв. он — фрэнк. и эта мысль так странно отзывается под ребрами, что он даже не знает.

лучше будет
это же твой отец, эд

мы будем скучать
ты справишься

ты же такой сильный

не сбывается ровным счетом ничего.
это такое дно.

единственное, что остается неизменным — он хорош в учебе.
этого не меняет город, этого не меняют новые учебники.
это абсолютно не помогает в поиске друзей — дома все уже знают, что эдди залипает в учебники, но это не делает его унылым задротом («еще как делает, эд, но мы все равно тебя любим»). здесь было бы проще вписаться в коллектив, дуй он траву, ввались он в кожанке с банкой энергетика, а не вот это. но, честно говоря, он и не уверен, что хочет куда-то вливаться. у него уже есть друзья.

эдди не всерьез но хочет выйти после какого-нибудь занятия в окно и не возвращаться.
эдди неожиданно всерьез думает, что гори все гаром,
гори,
он как-то выходит во двор, не курить, но сидит там, подогнув под себя ноги. слышит, как подростки обсуждают, что вот бы сжечь школу нахуй — и неожиданно чувствует себя, чуть ли не где-то да. и думает, что как же просто в самом деле поджечь эту школу, этот, вон тот дом, вот все.
и свалить отсюда нахуй.


ты не принимаешь смерть матери
тебе будет проще, когда ты сможешь
ее принять

и эдди такой думает, что готов начать что-нибудь принимать.
не смерть матери (он уже признал, и нет, это не сделало ничего проще, слышите? н е с д е л а л о и не сделает), но что-нибудь куда более глупое.
и даром насколько он хорошо разбирается как это вдарит по здоровью и к каким последствиям это приведет
серьезно, для кого он в это все пытается

эдди правильный мальчик ;
эдди правильный мальчик для своей [ мертвой ] [netnetnet] матери. для отца ему просто хочется привносить больше проблем. о т ц а. « он так грешил, что его утащили черти, но потом решили вернуть »

они не уживаются. вот так просто, вот так в одном доме.
вот так не ужились бы и на разных континентах, знай друг о друге чуть побольше и чуть подальше. эдди хамит, наверное, едва ли не впервые в своей жизни, эдди собирает вещи и уходит жить хотя бы к коре, а потом устраивает истерики, которые не позволял себе даже в свои пять. он был милейшим ребенком. был.

они не уживаются как-то особенно, после того, как звучит озвученное, отнюдь не удивительное предложение отправить его в детдом.
они сворачивают с маршрута, а в тот день и вовсе не садятся в машину, но.
эдди закрывается,
еще толком и не открывшись.

а из фрэнка, и правда, поганый отец.


— ты же хороший мальчик, эдди
ему хочется послать все свое будущее подальше и научиться не быть этим хорошим мальчиком.

[ у него не получается]
он не вытягивает.

[indent] мы не дышим,
[indent] радио-видео волны,
[indent] нас атакуют, ты слышишь,
[indent] город ими наполнен.

дополнительная информация: я классненький. ой. без птицы тройки лучше чем с ней, я немного предвзят к первому лицу, но работаю над этим; я залюбил лапслок и всякое разное оформление. но могу и с ним, и без него. готов на любой кипиш, прекрасно бью стекло и развожу драмы. посты в 2к - охуенны и ничего не знаю. но иногда я не укладываю в них одну мысль и предложение. умею в нужное расположение звезд прекрасно спидпостить, но проебываться умею не хуже.
и вот сейчас никого этим не удивлю: люблю альты
покупаюсь на комплименты

пробный пост (обязательно)

дети погибшей страны
они никому не нужны

уйди - уйди у й д и.
Ему приходится напрягаться для того, чтобы не. < eternity things to avoid >
< why is it so complicated to achieve, rose, why do you need to mess everything? >
Ты испытываешь мое терпение, которому и так тяжело, — думает Доктор (ты меня бесишь). Смотрит прямо перед собой, не вглядывается, не вчитывается в обратный шифр пространства, не задумывается и над первичным.
Раздражаешь, Роза — Роуз — Тайлер. Так много слов начинающихся на одну букву: роза, раздражаешь, раздражение, реанимация. реабилитация, — заскальзывает и исчезает. Он смотрит перед собой, и это сродни взгляду в никуда, закрытым глазам. уйди, умри, успокойся. умри, сделай себе такое одолжение, отчего-то не становится страшно даже и самому. Доктор теряет тот решающий, переломный момент, когда такие мысли перестают пугать. Просто в какой-то момент понимает, что, да. Случаются, бывают, это абсолютно нормально.
Ему просто хочется немного больше терпения, спокойствия, свободы. Свободы в этом небольшом, замкнутом пространстве и свежем воздухе — которого бы хватило. Для реабилитации. Собственного состояния, но Роуз отказывается это понимать. Просто немного времени наедине с собой. Почему нельзя. ...
Она пытается, — подсказывает, даже скорее напоминает, его внутренний голос.
Доктор прикрывает глаза и на одно короткое мгновение — его даже и не было — представляет, как мог бы одним движением положить руки ей на шею и…
— Да, конечно, — говорит он вместо этого. Не вслушивается в то, что она говорит, в то, чем сейчас живет, о чем задумывается. Выдохнуть и медленно вдохнуть. Это должно помочь, успокоиться, выровнять цвет и тон своего настроения. Вдох — и выдох. — Отличная погода, — что-то про нее говорила Роуз. Он не заботится о том, насколько попадать в такт, насколько укладываться в те цвета, которыми думает Роуз. Умрйди, пожалуйста.
Она не сможет понять, если ты не скажешь — так я говорил. Дорогая Роуз, пожалуйста, ответь, сколько еще сотен раз мне нужно просить тебя об одной единственной, крошечной услуге, даже меньше того. Не отвлекать. Меня. Когда. Я. Занят. Пожалуйста. Одна единственная вещь — он чувствует серую тоску в окантовке безысходности. Прекрасно понимает насколько безнадежна эта не озвученная просьба и вспоминает мантры, которые никогда не знал — а может и знал, в какой-то из регенераций. Иногда он пытается разобраться.
Память рябит, перехлестывается между собой, что-то вроде принадлежит ему, что-то — Доктору. Он весь и является Доктором, но в то же время. Регенерации мельтешат перед глазами, один человек, но тысячи разных лиц. Тысячи прожитых дней, недель, лет. Они мельтешат, они ложатся внахлест и Доктор отвлекается на их мельтешение, лишь бы не слушать Роуз. Но она неприятно просачивается, в его голову, в его личное пространство. Ему приходится приложить физическое усилие, чтобы не скинуть ее руку, чтобы не сломать ее.
а что если это бы помогло?
— Убери, пожалуйста, руку.
Спокойным тоном. Все хорошо. Все нормально — ей просто нужно внимание. Это нормально, это раздражающая черта людей, это то, что порой свойственно и ему — он не может вспомнить, когда это было актуальным последний раз, но было. Наверняка, было. Нельзя отвечать насилием на то, что привносит легкий дискомфорт в твое личное пространство, ты ведь это знаешь.
Он не задумывается, когда коротким жестом пытается прикрыть последний лист — прикрывает глаза и шумно, задумано громко и медленно вздыхает. Ему не хочется ругаться. Хочется просто побыстрее с этим закончить, и ужасно неприятно, когда за твое плечо склоняются, вглядываются. Делают то, что делают. Но ему не хочется слушать истерику, если Роуз решит, что это время для того, чтобы ее закатить. Он думает, что еще немного и она сорвется. Он чувствует, как собственное терпение истончается будто нить мойры на последнем издыхании.
Больше всего хочется взять и уйти первым, но это не лучший вариант. Пишущая машинка, к которой он прикипел, стол, за которым ему намного удобнее работать. Его кабинет. Доктор думает, как было бы здорово, если бы Роуз здесь не было.
Роуз будто и не слышит, будто бы ничего не было, будто он не просил его не трогать, будто он не молит всех несуществующих высших сил о том, чтобы она развернулась и ушла. Доктор осторожно, очень вежливо и мягко освобождает свою руку, пускай и с некоторым усилием — цепляется.
Вздыхает и говорит спокойно, отмеряет слова. Да, все хорошо. Да, ты мне мешаешь.
— Да, пытаюсь дописать работу. Все ту же. Ничего разительно сильно не поменялось.
Доктор думает, что, может быть, у нее есть какая-то совесть.
(она бы не приходила его отвлекать)
думает, что вдруг, если надавить на чувство вины — они закончат лучше. Быстрее.
— Я потерял мысль теперь, когда ты пришла.
Это чистая правда — он теперь и не помнит о чем именно он писал.
Все из-за нее.
Это все твоя вина, Роуз.