HARRY POTTER
Гарри Поттер

aaron taylor johnson • daniel radcliffe

Возраст: 31 july of 1980 (45)  Раса: волшебник

Деятельность: чахнет в депрессии аврор Местоположение: магическая Британия

ЧУЛАН ПОД ЛЕСТНИЦЕЙ 

Все дети мечтают стать волшебниками — сидя в своей каморке под лестницей, Гарри отнюдь не исключение. Всегда хочется оказаться избранным, не таким как все, узнать, что ты на самом деле великий маг, а жить в каморке под лестницей — просто испытание. Перед тем как прилетит волшебник на голубом вертолете и скажет, что ты особенный. 

Когда это случается на самом деле, Гарри хлопает глазами, не до конца поспевает и не до конца верит. Щипает себя за руку от локтя до запястья, смотрит восторженными глазами, и все ждет: вот сейчас, сейчас сказка как закончится. Сейчас он, как проснется, и ничего как ни бывало: он не думает ни над последствиями, ни над тем, какой втык ему дадут Дурсли, он просто боится, что если он закроет глаза на слишком долгий срок, то над головой снова будет знакомый скос потолка и чулан под лестницей. И за ним никто не вернется, чтобы отвезти в волшебную школу за тридевять земель. 

Сказка не заканчивается, просто оказывается не такой уж и сказочной, но об этом думаешь спустя года. В одиннадцать, ты смотришь широко распахнутыми глазами и думаешь: о б а л д е т ь, как восхитительно здорово. 

И никто не предупреждает, что это оказывается ложкой меда с россыпью подводных камней, которые потянут тебя на дно, но когда тебе одиннадцать и ты больше не живешь у тети, которая тебя ненавидит, у дяди и со сводным братом — то это и не так актуально. Да и знай ты про будущее, ты бы все равно кричал, не переставая, да, да, заберите меня туда, где будут друзья, волшебство и тот самый другой мир. И тогда кажется, что это дружба на всю жизнь, да и сейчас потом кажется, что это дружба на всю жизнь, просто жизнь вносит дохулион оговорок. 

МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ВЫЖИЛ

Не правда ли классно, когда в тебе видят отдельную личность, не какого-то кумира, а настоящего живого человека, хотят с тобой дружить потому что ты классный и прикольный, а не потому что ты победил злодея, даже не помня ничего об этом.
Гарри об этом читал — Гарри, ты что, правда, открывал книгу? (Гермиона) 

Избранный, ты избранный, Гарри. 
Твои родители были героями. 

Гарри не привык, чтобы его любили просто за то что он есть — и школа оглушает, с самого порога говорит: вау, о Мерлин, так ты, тот, кто победил того-кого-нельзя-называть?! И все показывают на него пальцами (знакомо), все хотят с ним дружить просто за то, что он такой, что у него на лбу шрам (что). Впрочем, привыкнуть к тому, чтобы его не любили просто за то, что он есть, удается в разы проще. Малфой — неприятный отголосок всего знакомого и обыденного, спасает ситуацию. Между прочим, Гарри абсолютно не хочет, чтобы в его жизни были какие-либо отголоски старой жизни, Тисовой улицы. Волшебный мир смотрит на него с искрометной иронией и плевать, конечно, хотел, что там хотел бы юный герой. 

Гарри вообще не привык к такому вниманию, к такому большому количеству людей вокруг него — ни в школе, где был аутсайдером, ни вообще в пространстве. Он держится и напоминает себе, как он счастлив быть здесь, шагнуть в волшебный мир, узнать, что он существует, услышать, что его родители, оказывается, были герои! И отпихивает ногами мысли о том, что это немало пугает, что ему слишком много, слишком громко, что он предпочел бы оказаться, конечно, не обратно в чулане, хотя. Но вот у Хагрида в его хижине или же с головой под кроватью. Гриффиндор шумный. Гриффиндор очень ему нравится, но, высшие силы, какой же он громкий. Это все еще здорово.

ЗОЛОТОЕ ТРИО

Тебе говорят, что ты похож на отца, тебе не говорят, что профессор Снейп ненавидит тебя за то, что у тебя глаза матери. Ты выбиваешь очки на сходство, выбиваешь себе лучший лотерейный билет, с отличными друзьями, интересными — почти не смертельными — приключениями. Ты выбиваешь еще и роль в команде, как отец, и пусть потом окажется, что у вас все-таки разные позиции в команде, какая, черт подери, разница, когда у тебя дружба до гроба, близкие люди вокруг, и ежегодные три месяца лета — это совсем недостаточная цена за счастье. Можно верить, что так будет вечно. Можно верить верить и не ждать возвращения Темного Лорда, и не ждать разрушений, не ждать этой всей растоптанной утопии. Ты вовсе и не ждешь, разумеется. 

ГЕРОЙ — НЕ ПАНАЦЕЯ

Люди лгут и обманывают. Люди умирают вокруг тебя ради тебя (это не повод для гордости или радости). Тебе не верят, даже, когда ты герой — и выстроенный уютный мир шатает еще сильнее, чем во второй год, когда вы угнали машину отца Рона, получили пизды по ушам и едва не были убиты Гремучей Ивой. Право слово, с кем не бывает. Право слово, может быть, лучше было остановиться там — было бы не так больно врезаться в реальную жизнь. Ой, не то. 

ТВОИ РОДИТЕЛИ БЫЛИ ГЕРОЯМИ
а ты нет. 
а ты нет, гарри. 
господи, поглядите какой лу-зе-р.

На седьмом курсе кажется, что это слишком, что они должны справиться, потому что кто же еще, потому что у них просто нет такой опции: “не справиться”, у них даже почти что есть план. Только этот план и понимание происходящего — тьфу, а не. Только чертовски страшно не успеть и всех подвести. Потому что это его родители были героями, это Сириус Блэк был героем, это Дамблдор и, как окажется, профессор Снейп были героями — они сами, просто три песчинки, какие герои, Господи. Но у них нет варианта “не справится”. И они справляются. И в ярких вспышках главное идти вперед, а не думать какой ценой. Гарри думает, что готов заплатить любую. Гарри думает — уже потом, что говоря “любую” он думал (надеялся), что эта цена будет затрагивать только его самого. Но ничего подобного.  

ГЕРОЙ

Гарри думает, что живет с бременем популярности и известности, думает, что уже за глаза привык и переварил, примирился. Гарри побеждает Волан-де-Морта в пятнадцатый — лишь немногим меньше — раз, и оказываясь на пепелище, приходя в себя после того, как война должна закончиться, закончилась, как кто-то из пожирателей складывает палочки, как все закончилось, он чувствует себя оглушенным. Ощущает себя так, будто из него высосали все жизненные соки. После все становится только хуже. День за днем, час за часом. Гарри оглушает событиями, новыми — такими бытовыми и болезненными — проблемами, и он вспоминает о том старом желании оказаться обратно на Тисовой улице под лестницей в чулане — с головой и ногами под одеялом. Война заканчивается, а Гарри еще как-то учиться во всем этом жить. Все оказывается еще хуже, чем он ждет. Они, конечно, справятся. 

(честно говоря, он понятия не имеет как)

Гарри радуется за друзей, потому что это кажется правильным любит их.
Гарри делает предложение Джин, Джинни — потому что это кажется правильным любит ее. 
Гарри живет свою жизнь как в тумане, потому что он задолжал мертвым и все еще может помочь живым, а кошмары — такая мелочь. Гарри все вспоминает, как жить после войны, когда они, вроде бы, победили, когда мир учится и приспосабливается под новые условия и условности. Смотря на это, Гарри иногда думает: у мира получается это в разы лучше, чем у него. Просто и искренне: в разы лучше. 

Гарри все еще герой, вот это вот знакомое клише. 

Ваш любой пост:

давай, падай, давай, в темноту, чтобы на всегда, чтобы больше не просыпаться, (не) умирать, не видеть никаких клоунов. пожалуйста, никаких клоунов в послесмертии. эдди упускает из вида, как он от состояния «зажмуриться и замереть, пока голова стэна пытается сожрать ричи» переходит к тому, что отталкивает его от клоуна, щупалец. к тому, как нанизывает на эти щупальца, когти, что-то себя сам.
эдди давится остатками дыхания, чтобы отпустить знакомую, чужую, _свою-его шутку за Потом все как в перепончатой вязкой пленке от желе. эдди, кажется, умирает.
В свои сорок лет отточенной, запланированной «от и до», жизни Эдвард никогда не ожидал, что будет прощаться с жизнью, сжимая руку человека, которого не вспоминал под тридцатку лет. В условиях кромешной темноты и антисанитарии, в окружении клоунов, (друзей) и сюрреализма. Эдди позже обязательно подумает над тем, что он в этом списке «не ожидал» больше всего.
Потому как выигрывает каждая строчка.
Потому как, пока его тащат, он думает, задевает — плечом, лицом, черт б ы вас — что лучше бы оставили, что вы убьете меня до конца раньше, чем вытащите, что просто оставьте, все падает, вы же, черт, не успеете. он хрипит что-то протестующее, похожее на мотивационные лозунги, только запинаясь больше. теряет сознание пару-тройку-дюжину-раз. думает, что уже умер, а потом становится очень светло.
Где-то позже успевает подумать, что да, что же, отлично.
Отлично, я умру все-таки в больнице с белыми стенами.
Проклятье, какие же мы теперь все грязные, наверное, — подумать и отключиться совсем.
И это так странно потом понимать, что ты не умер. Так страшно, наверное, будет, просыпаться от комшаров; просыпаться от того, что тебя засыпало камнями, гнилыми деревяшками; от того, что ты застрял, умираешь.
Эдди пытается резко распахнуть глаза, практически понимает, что да, сейчас может. Получится.
и вязнет. На глаза будто запрокинули огромный груз, мешки с песком, водой (гнилью).
Перед глазами — Ричи. С запрокинутой головой, с закатившимися глазами. Мертвый огни, мертвый Ричи. Мертвые все (он тоже_). Перед глазами — смеющийся клоун, под отчаянное пиликание чего-то - будильник, скорая, полиция? Перед глазами непроглядная, кромешная темнота. И раздражающий, мешающий отключиться полностью, не то свист, не то гул.

Эдди силится и распахивает, открывает глаза.
Белый потолок, светлые комнаты. Голова гудит, а вместе с ней гудит никакой не клоун, просто медицинский прибор. Эдди знает их отлично, еще с самого детства. Последнее время не приходилось, но… проверка, просто медицинская проверка, — дарит целую секунду блаженного спокойствия.
"ты просто переутомился, каспбрак", — говорит сам себе, борется с желанием, самовольной попыткой тела, закрыть глаза обратно, упасть в глупые кошмары, в какой-то сказочно-отвратительный сюрреализм. Нужно меньше работать. Эдди заставляет себя распахивать глаза обратно, но удержаться в сознании, куда сложнее. Пока он не может себя заставить даже сесть и найти кнопку, позвать медсестру, Майру, конечно, она где-то здесь. Последнего даже не хочется, стоит представить, сколько криков будет, но это такое обязательное зло, к которому привыкаешь еще с самого детства.
Вместо того, чтобы сесть, он почти отключается, соскальзывает обратно, но кто-то роняет стул, слышится ругань, и Эдди пересиливает себя еще раз. 
Перед глазами — снова Ричи.
И резко вспоминаешь то, чего не забывал, то, что очень фоном и не отрицал, понимал, складывал. Отпихивал в дальнюю сторону, чтобы сохранить зачатки, остатки здоровой психики.
пиздец, — некрасиво думает Эдди, и вспоминает, сколько уже ругался за эти несколько дней. сглатывает и вздыхает. Рад его видеть, невероятно, оглушительно.

— У тебя все еще отвратительные шутки, Тозиер, — говорит Эдди и звучит ровно также отвратительно. Глухо, будто бы не говорил все десять лет, спасибо, что не тридцать. двадцать семь, да? Страшно, сюрреалистично но, правда, очень здорово знать, что эта часть ему не привиделась.
Ему страшно прикидывать, сколько он так провалялся — ему пока слишком сложно анализировать внешний вид слегка помятого, но хотя бы, явно отмытого, после их "путешествия" Ричи. сложно и совсем немного боязно.
Вместо этого он пытается прокашляться и от этого горло сводит, он нащупывает стакан с водой у кровати, спасибо за это, в кои-то веки не задумывается сейчас, пил ли его кто-то, сколько она там простояла — просто пьет. Под чужим взглядом, получается сесть, почти не испытывая отвратительной беспомощности. Слабость накатывает, но еще удерживаешься. Удерживается.
Секунда, две, пятнадцать.
Эдди проглатывает воду и сжимает стакан крепко, чтобы не перевернуть.
— Вы меня вытащили, да?
Обычно он не поклонник очевидных вопросов, но сейчас, наверное, даже нужно услышать это вслух, подглядеть, что после любого ответа он не отключится, не проснется. Узнать, что да, это больница, а не плот чьего-то воображения.
— Нужно будет позвонить Майре, — бормочет, — сказать, что мои друзья идиоты, — если ричи, правда, протянет ему телефон, он будет утверждать, что не в состоянии удержать трубку. Это скорее даже не для него, а для себя, какое-то успокоение, проговаривание. подводка к тому, что если не позвонить ей прямо сейчас, то не случится ничего страшного. спойлер, случится: — ты хоть представляешь, какой хай она поднимет, Рич?
звонить отчаянно не хочется.
Эдди убеждает себя, что от лишних _минут ничего не случится.
(куда уж хуже, — подсказывает знающая Тозиера половина).
— Спасибо.
— Спасибо, иди сюда, мне сейчас нужно понять, что ты настоящий, живой, я не умираю где-то там в канализации, твоюмать, Рич.
Если он сейчас превратится в клоуна или пошутит схожую шутку — он его, честное слово, своими руками придушит и убьет. Клоуна не точно, но Ричи точно. И Ричи не точно, но, правда, попытается.