образование.

род деятельности.

Дурмстранг, выпуск 1953 года

В Британии не работал. Занимается скромным фрилансом во славу Лорда.

способности, умения, увлечения, артефакты
Уже умеет. Способный маг, сильнейший невербалист. амулет — душа лорда — остальные уже не нужны. Постоянного амулета-артефакта не имеет, нерегулярно может вопспользоваться тем, что привлечет внимание. Но больше предпочитает чистую магию. Не гнушается разбираться и уметь пользоваться холодным оружием. Способен в дуэлях, что магических, что старомодных, с оружием. Навострился разделывать людей с хирургической точностью — под настроение. Говорит на русском, английском, немецком и немного на французском без акцента. Любит ходить по грани. Всегда готов пригласить на свидание до грани — приятных людей. Слову "приятный", порой соответствует "тех, кого предпочтет увидеть мертвым". Убивает без терзаний совести и с шармом. Увлекается смертью, все больше чужой, но, по правде сказать, толерантен. Разбирается в магии — глубже большинства, может и неоднократно выводил собственные заклинания.

родственные связи.
Федор Долохов — отец — жив.
Мария Долохова — мать — мертва.

жестокость — понятие эфемерное, размытое, честно говоря. на все можно посмотреть с разных ракурсов: чья-то смерть, в некоем масштабе событие несравненно трагичное, но в то же время, кто может сказать, что умерев сейчас, ты не лишаешь себя страданий в будущем, не делаешь лучший выбор здесь и сейчас, даже если насильственный. что лучше, остаться без руки, без возможности использовать магию, необходимую тебе для жизни и увидеть, как твоя жизнь катится под откос, а ты не можешь с этим поделать достаточно. не лучше ли оборвать все здесь и сейчас, чем наблюдать за попытками все исправить, за смертью твоих друзей вперед тебя? смерть — это избавление. привнесение смерти — быть может, комплимент.

смерть — не конец. как минимум, в каком-то смысле, смерть это база, без смерти не было бы жизни, не было бы в ней такого простого и понятного смысла, не было бы одного из самого популярного страха, не было бы очень многого. смерть это возможность найти смысл в обыденном и в то же время удачный инструмент для лучшего понимания людей. долохов просто стремиться понять. узнать какие-то вещи чуть лучше. жестокость — это вторая грань интереса. как далеко ты зайдешь.

знание — необязательно быть непопулярным в школе тем, кто корпит всю ночь над учебниками и дополнительной литературой изо дня в день, необязательно заключать себя в оковы библиотек, необязательно возводить это в абсолют. книги, те не станут лишними. но это все-таки ложится одно к другому, учеба к интересу, исследовательский интерес к опыту, проведенное время над теорией к практике. теория ничто, без практики, и откровения не явятся к тебе вдруг ровно на сто восьмой страницы девятнадцатой прочитанной книги или даже двухсотой — как бы тебе не хотелось. ты учишься всю жизнь, и если бог будет благосклонен достаточно, ты успеешь узнать хотя бы малую часть того, что действительно хочешь до того, как закончится твой век.

страх — а есть ли смысл чего-то бояться. бойся. не бойся. страх позволяет чувствовать вещи острее, страх, это не только психологическое, но и физическое состояние, когда заглядываешься на то, как потряхивает вытянутые перед собой руки. когда иногда тянешься к самой грани чтобы понять, а испугаешься ли теперь. физическая реакция иногда идет вне внутренней, когда считываешь признаки испуга больше как сторонний наблюдатель, чем кто-то еще. чем реально его испытывающий. на самом деле, ему самому интересно, чего он боится. обосновать необходимость тянуться к самой грани можно одним простым желанием — понять.

магия сыпется, магия повсюду, долохов с иронией выгибает бровь и не понимает тех, кто относится к ней посредственно: долохов не ждет, что каждый должен интересоваться магией также глубоко, как он, упаси господь. но то, как поверхностно они углубляются, как учат базу и никуда от нее не отступаются, вызывает сострадание помноженное на недоумение. магия повсюду, магия намного глубже, чем рассказывают общепризнанные источники. это ли не мотивация узнавать больше?

большая часть сокурсников учится не магии, они учатся махать палочками в конкретной последовательности и даже не задумываются и не хотят понять, что там глубже, что кроется, куда уходит магия корнями. им достаточно. антонину нет. тот тянется глубже, проникнуть в ее внутренности, препарировать и понять. препарирует антонин позже не только магию, но и ее в том числе. во всех смыслах. ее — в первую очередь, ее — с особыми чувствами.

долохов едет в британию за открытиями, и открытия не заставляют себя ждать. неприятные. люди такие же. ожидания те же. не нарушены, но было обидно. запретов больше — но этот консерватизм, эта еще большая закрытость к этот… это и подкупает. к тому же, очень удобно, когда интересующие тебя заклинания помечены специальным маркером, подписаны, как запретные, и знаешь, куда смотреть. долохов играет на контрасте. магия и искусственные ограничения — подсказывают откуда начинать. это все заставляет разворачивать теперь не только границы магии, но дозволенного. как близко можно пройти по краю, чтобы не оступиться. забавно.

потом долохов встречает тома и в какой-то момент перестает смеяться. планета на пару мгновений останавливает свой ход, чтобы они встретились глазами, поглядели друг на друга, составили первое впечатление и только затем трогается дальше.

том реддл строчит манифесты про равенство, неравное равенство, но глубоко внутри — или наоборот спереди — про равенство. про то, кто и почему достоин и кто достойнее, про то, что кого выбрала магия, судить уже не нам, если твои предки были достаточно чистокровными. том строчит направо и налево своей идеологией, и она достигает понемногу всех, она окольцовывает и показывает остальным, как стоило бы склонить колени и перед кем. долохову, честно говоря, поебать.

иногда он чувствует себя в некоем культе, не будем говорить “секта”, порой, он чувствует себя на мессе.

долохов старше большинства, долохов немного циничен, он смотрит на паству, простите, последователей, лорда с легкой насмешкой, не выставляя ее напоказ, но воображаемо разводит считалочку: безумен, безумен, безумна. кто-то уже, а глядя на кого-то смотришь в будущее. среди чужой свиты есть и неплохие экземпляры, но к большинству у долохова большое количество вопросов.

они старше, и, говоря, с возрастом приходит ум, рассудительность, спокойствие. в их случае — это все очень посредственно. антонин не станет спорить про ум, да и про рассудительность, но при виде реддла склоняют голову отнюдь не фигурально. но присказка “лорд” на первых порах забавляла. но в ритуалы они забираются все более рискованные и опасные. с тем же возрастом их попытки пройтись по самой грани приобретают новый все больший оборот.

говоря, у магов другое времяисчисление, восприятие.
стареешь медленно;
— но это касается немногих на самом деле.

но это касается их только так.

долохов пропускает тот момент, когда прочно становится одним из паствы. но его подкупают. на исследование магии, на ночные разговоры, на переход к ритуалам, на которые, он отлично знает, не пойдет здравомыслящий — в обычном ключе — человек. это все, части одного целого, составляют свой пазл, сплетают свою паутину, в которую антонин добровольно оборачивается сам.

on top of the world
антонин тянется к убийствам не из-за неудовлетворенной тяги к насилию, упаси господи, он тянется к чужой смерти ради того чтобы понять что-то, увидеть связь здесь, там. почувствовать лучше магию — она не сильна так сильно, как в момент смерти. к чужой смерти ради смерти. и лорд ненарочным движением добавляет смысла, и он бы обошелся без этого, но так лучше. и долохов умеет быть благодарным.

благодарность мешается с общими интересами — звучит слишком слабо, недостаточно. с общими ценностями, с общим мировоззрением, которое отличается невероятно, но находит точки соприкосновения там, куда до антонина добирались немногие, а из тех, кто добирался, задерживались не все. отнюдь не все.

чем лучше он узнает тома, тем лучше понимает, что тот сложнее, чем кажется на первый взгляд, что на ветхих страницах неразборчивым, хоть и очень красивым, почерком написано тайное знание, которое антонин пытается постичь: это не единственная его книга к ознакомлению, но одна из любимых. ему нравится, что она не стремится к концу. даже если, порой, балансирует на самой грани.

долохов очень аккуратно, как очень дорогую куклу за витриной старого магазина, дверь в который притворена слишком плотно — ты не можешь ее трогать, но можешь восхищаться красотой, деталями, проработкой. долохов разглядывает лорда, изучает, узнает лучше — очень хочет препарировать и его, но довольствуется тем, на что есть возможности. только смотрит глубоко, пронизывающе. и у лорда этот взгляд выходит в разы лучше. антонин смеется, он отнюдь не в обиде.

они дополняют друг друга там, где другие не рискнут.
они отворачиваются там, где их интересы расходятся особенно сильно.
порой спорят.

глядя на лорда давным давно он не думает, что это все окажется так глубоко, серьезно и надолго.

и еще никогда ему не нравилось ошибаться так сильно.

том говорит заразительно, том говорит так, что долохов понимает почему. почему вся эта паства восторженно преклоняет перед ним головы, колени, почему они с восторгом оголяют плечи и извиваются, едва ли не на коленях, просят, услышь, прими, просвети. тот просвещает, не гнушается, а посвящает не всех. антонин прячет в ладонях смешок, улыбается с легкой иронией и думает, эти культурные различия, надо же. и думает, как долго это может тянуться, но, поглядите-ка, тянется.

планы на игру и персонажа

планирую возводить лорда в культ, продвигать лорда в массы, помогать ему набирать паству, молиться за упокой душ наших. есть стекло, убивать детей, а остальное приложится. к квестам дышу ровно, без должного восторга, но на пару про противостояние поиграть могу. пришел за лордом, потому что тот красивый.

и да, я чаще идеологически пишу в пределах 2-4к, потому что могу. если вы не станете писать птицу-тройку — украдете мое сердце. следующему за мной: оставляю все на твой вкус.