katekyo hitman reborn
gokudera hayato // гокудера хаято
hurricane; хранитель урагана вонголы
this hurricane's chasing us all underground
так не ругай меня, что я зову новую бурю
давай доверимся ей, и плевать, что будет
хаято взрывает динамит, и он сам как динамит, как спичка, загорается за секунду, прогорает, взрывается, зацепляет людей в огромном радиусе. если бы не савада тсунаеши — гокудера вряд ли дожил до своих шестнадцати. он бы сгорел.
хаято клянется в верности, в четырнадцать — не понимая до конца, расписываясь в преданности безоговорочно, но в четырнадцать еще нет такого понятия, как всегда — оно появляется уже потом, как-то под ребрами, цепляется за гортань, рвется признательностью, если бы они были в японском фольклоре, он бы кашлял, наверное, уже, острыми цветами — интересно, какие у дечимо любимые.
спасибо, что выбрали меня, десятый, спасибо, что дали шанс, спасибо-спасибо-спасибо — спасибо, что вытащили из дерьма, в котором бы я оказался, в котором я уже был, когда мы встретились. тсунаеши делает больше, чем спасает его жизнь, получает на нее права, права на всего хаято, крадет где-то мимоходом его сердце (всех хранителей, на самом деле, это факт)
в четырнадцать хаято кажется, что он делает все, как надо, что громко кричать и отмазывать тсунаеши от хреновой компании, лучшее, что можно придумать, додает статуса, додает… по ушам, наверное. с возрастом добавляется: господи, каким дурным он был.
в четырнадцать он безоговорочно импульсивен, взрослее — действительно взрослеет, кто бы мог подумать. становится правой рукой, которой можно гордиться (он надеется); выбивший это место не только нытьем.
даже в четырнадцать, хаято знает о мафии больше, чем большинство из них, а еще именно у него нет этого понимания обычной жизни подростка. у гокудеры с мукуро поразительно много общего, так подумать, — к ним еще краем примазывается хибари кея, никогда не умевший жить жизнь обычного подростка, но хаято никогда не признает это вслух, он же не самоубийца (пиздеж)
он делает уйму ошибок, неоправданно много, с его бэкграундом, но ему по какой-то причине дают шанс, и не один, и гокудера, даже лажая, все еще пытается отдать эти авансы с процентами. потом не только пытается.
у него лучший босс, у него лучшая, прости господи, мадонна, он этого не думал, не то что не говорил, но: семья, и он отдаст за тсунаеши жизнь, не задумавшись.
( как и все они )
[indent] (в четырнадцать, он громко недоумевает, зачем десятому стая этих придурков)
[indent] (позже — он рад, что дечимо есть на кого положиться, кроме него)
все еще иногда: он эгоистично не хотел бы его делить ни с кем еще.
но нельзя объять идеальное
нельзя объять
небо
игровые особенности: лапслок выигрывает отсутствию лапслока. за любой кипиш, в любом возрасте, за практически любого персонажа в реборне (но медленно)
возможность дубля: нет
— за кого ты меня принимаешь, — ухмыляется, запихивая сигарету обратно в рот, шаря в кармане в поисках зажигалки, меняя пачку на нее. и протягивает, без лишней просьбы подпаливая сигарету. — держи.
он задумывается, что, кстати, из них всех курит разве что мукуро раз в дохуя и реже. плюс, чаще на нервяке или чтобы покрасоваться, мерзко пафосно, излишне приторно сладко: сладкие сигареты, курить ради понтов и тонких сигарет. с одной стороны бесит, с другой — грешно спорить, что в его тонких пальцах тонкие сигареты смотрятся хорошо. и что-то в этом есть. но с первой стороны, нехуй опошлять святое.
а остальные: тсуна за здоровый образ (это хорошо и правильно), два придурка-спортсмена. про ламбо вообще говорить нечего, мелкий еще (кто его вообще выпустил из детсада, господи). кому доплатить, чтоб забрали обратно, — думает иногда гокудера, и посылает подальше мысль о том, что привязался. вот вообще и вообще и совсем ни разу.
хаято облокачивается на перила, выпуская дым перед собой, тоже красуется, запускает кольца — дыма хватает на четыре. подмечает, что фильтр уже начинает жечь пальцы, но не глушит. привык скуривать сигареты почти до конца, в этом есть какой-то собственный флер, он ему нравится. к тому же, на самом деле это совсем больно, жжется, конечно, но едва-едва. ощущение вообще в разы приятнее, чем когда забываешься и тычешь сигаретой по коже или пытаешься заехать себе или кому-то в глаз (было дважды).
с хибари курить, ну, не так плохо.
по крайней мере, не понтуется, не кашляет, задыхаясь от дыма и не просит, с дебильной улыбкой, курить в сторону. гокудера и без просьбы пытается скидывать дым в другую сторону, сейчас без ветра это даже вполне получается. но просьбы обычно бесят (или делают неловко, но неловкость и хаято — камон, что вы попутали).хаято тушит сигарету о перила и оставляет ее на крае, чтобы потом выкинуть — мусорить у савады, кажется, неправильным, а пока лезет в карман за новой сигаретой. собирается подпалить, но медлит, вертит ее и зажигалку в пальцах, дает себе небольшую передышку. скашивает взгляд на хибари. интересно, собирался съебаться или просто подышать воздухом, а хаято захламляет тот дымом.
— не думал, что ты окажешься достаточно компанейским, чтобы выдержать наше общество дольше пяти минут, — признается гокудера, даже не столько признается, честно говоря, сколько поддерживает какой-никакой диалог. эдакая вежливость. эдакие нормы курильщиков. в школе он на них чаще кладет, и скорее возмущается, когда к нему курящему кто-то лезет. но вот где-то еще, под настроение может и поддержать. фигура не проебавшегося и не прибившего их (особенно, ламбо или ямамото. или мукуро, тот явно нарывался. да и… ладно, давайте так, только он и тсуна излучали фибры приличных школьников, которым не хочется врезать. какой-то подвох в этом чудится, но не важно).
еще это «не думал, что ты не такой отморозок, каким кажешься в школе» — которое хаято вежливо упускает из обсуждения.